Единственной, присутствующей здесь женщиной, была дочь хозяина, белобрыса, крепкая, на голове кокетливый чепец, на губах дежурная улыбка. Улыбка ей не шла, потому что слишком обнажала десны, вообще ее красавицей никак нельзя было назвать, но все сальные намеки публики были направлены именно на нее. Не глядя в зал, она как заведенная, наливала полпиво в глиняные кружки, которые ловкие молодцы с вороватыми лицами разносили по столам.
С большой залой соседствовало помещение поменьше с роскошным немецким бильярдом. Там было относительно тихо, разговаривали больше вполголоса, только время от времени раздавалось чье-то восторженное аханье или выкрик, который тут же затихал, никем не поддержанный. Когда Глафира явилась в бильярдную, Бакунин только начал партию. Стол облепили знатоки. Они пристально следили за игрой, негромко переговаривались, называя какие-то цифры. Озеров был прав, здесь действительно делались ставки на выигрыш. На противника Бакунина Глафира вообще не обратила внимание, кажется, он был в форме кирасирского полка.
Открыв от волнения рот, она внимательно следила за Бакуниным. На этот раз он ей меньше понравился. С лица его исчезла одухотворенность, взгляд был холодным и цепким, движения нарочито замедленны. Казалось, что Бакунин сосредоточен не столько на игре, столько на обдумывании какой-то глубокой, очень важной для него мысли, а холеные его руки движутся сами по себе, как у опытной вязальщицы, которая может изобразить любой узор с закрытыми глазами. Максимум суеты приходился на непонятное действо, когда он пачкал мелом кий, а во время игры было невозможно уследить, что такое делают его руки, если от несильного удара шары прыскают в разные стороны и покорно валятся в сетки.
– Каков дуплет! – сивушно дыхнул Глафире в ухо здоровенный верзила. – Учитесь, юноша!
– Учусь, – вежливо отозвалась Глафира.
А вот противник Бакунина был азартен. Он бегал вдоль стола, потирал руки в нетерпении или смахивал пот с висков и переносицы, а когда приходила его очередь брать кий, он долго примерялся, выискивая удобное положение, а потом, после удачного удара, громко ухал, как филин. Впрочем, судя по репликам зрителей, играл он тоже очень не плохо.
– Карамболь! – закричали вокруг и зааплодировали.
– Юноша, пари! – опять высунулся верзила. – Я за Бакунина.
– Но я тоже за Бакунина!
– Нет уж! Давай ты за Борьку Гусева. Он отличный игрок. По маленькой, по пятерочке.
– Не мешайте смотреть, сударь.
– Ах ты фу-ты ну-ты! – обиделся верзила, но отстал.
Глафире наскучило следить за движением шаров. Гораздо приятнее рассматривать лица игроков и зрителей. Она отвлеклась всего-то на полминуты, и очень удивилась, когда услышала яростный крик:
– Все! Партия!
Шары ссыпались в лузу, зеленый стол был пуст. Бакунин положил кий, достал из потайного кармашка перстень с огромным сапфиром и надел на указательный палец.
– На сегодня хватит, – сказал он и быстро пошел к выходу. Публика почтительно расступалась перед ним.
Глафира бросилась было вслед по живому коридору, но путь ей преградил давешний верзила.
– Ну, уж сейчас ты будешь ставить на Гусева!
– Не буду я ни на кого ставить!
– Нет, будешь! – взъярился подвыпивший офицер, схватил Глафиру за руки и дернул к себе.
Она никак не ожидала от себя подобной прыти, нога сама сложилась наугольником (масонский знак!), острая коленка угодила верзиле в пах. Тот заорал дико, но не от боли, а от удивления – птенец тщедушный лягнул орла! Руки его уже тянулись к ее горлу, но Глафира вывернулась и бросилась к выходу. Когда она выбежала на улицу, Бакунина уже и след простыл.
Ночью перед сном Глафира мысленно проиграла перед собой весь вечер. Было это или показалось? Она помнит, как после игры Бакунин пробежал глазами по зрителям. Пожалуй, при некоторой натяжке можно предположить, что он ответил едва заметным кивком на ее робкое приветствие. Но, с другой стороны, нужен ли ей этот ни к чему не обязывающий знак внимания?
Поищем другой вход… Глафира, что называется, зациклилась на идее с Бакуниным. Она уже сама не понимала, что ей движет: желание познакомиться с семейством Вариного опекуна или придуманная необходимость отрабатывать деньги Виля. Не проще ли поехать в дом к капитану Наумову, он тоже в списке, и без всяких экивоков предложить помощь Пруссии в благородном деле замены императрицы на императора? Произнося мысленно эти страшные с точки зрения обывателя слова, Глафира не вдумывалась в их смысл. Какая разница, кто занимает трон? Ей бы свои дела привести в порядок, а там… трава не расти.
Но после недолгого раздумья фигура Наумова была отклонена. Нравился ей молодой Бакунин, вот что. Не так, конечно, как покойный Альберт, но сердце откликалось на имя Федор, фантазии всякие в голову лезли, и это было приятно. Словом, подавай ей красавца тенора и никого больше.
Энергии нашей героине было не занимать, времени свободного более чем достаточно, погоды хорошие: она решила понаблюдать за домом Бакунина, дабы изучить его привычки. Дом нашла без труда, в первый же день убедилась в правильности данного Вилем адреса. Место для наблюдения было, лучше не придумаешь. Она приезжала на Добром, отпускала его попастись, а сама пряталась в кустах бузины. Несколько поодаль росла рябина с уже красными плодами, за зеленым островком тянулся пустырь, за ним слобода ремесленников.
Двухдневное ненавязчивое наблюдение дало свои плоды. Теперь Глафира знала, что где-то около десяти утра Бакунин в карете отправлялся в присутствие, а именно в Иностранную коллегию, и возвращался домой около трех. Днем он предпринимал прогулку верхом, а вечером, когда часы на ближайшем соборе кончали свой перезвон, он отправлялся куда-то вести светскую жизнь.
Во второй вечер Глафира, восседая на Добром, увязалась за каретой. Если Бакунин пойдет в оперу, или в трактир, или в маскарад, она отправится туда же. Но на этот раз ее ждала неудача. Карета остановилась у дворца важного вельможи графа Воронцова, Бакунин легкой ласточкой взлетел по ступеням широкой лестницы и скрылся за высокой, украшенной медными накладками, дверью. Туда Глафире хода не было.
Она не собиралась делиться своими трудностями с Февронией, но умная хозяйка, заметив озабоченность своей постоялицы, сама из нее все вытянула. Разумеется, про поручение Виля Глафира не сказала ни слова, но поскольку знакомство с Бакуниным хоть малым боком касалось наследственных дел, Феврония тут же вызвалась помочь.
